ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ. ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ.
Т.Г.Королева.
«Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, управляет прошлым». (Дж.Оруэлл)
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ. ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ.
ВВЕДЕНИЕ
Вопросы о том, что такое история, что такое память, как они связаны между собой, интересовали человечество с давних времен. В своей «Истории» Геродот отметил, что написал сей труд, «дабы ни события с течением времени между людьми не истребились, ни великие и дивные дела, эллинами и варварами совершенные, не остались бесславными» [1].
Понятие «память» имеет целый ряд дефиниций, таких как социальная память, историческая память, культурная память, коллективная память, индивидуальная память и т. д. [2]. Таким образом, можно утверждать, что историческая память – это одно из проявлений памяти, как коллективной, так и индивидуальной. Само понятие исторической памяти было введено Морисом Хальбваксом в труде «Социальные рамки памяти». Исследованиями исторической памяти в XX веке занимались также Пьер Нора, Ян и Алейда Ассман, Ж. Ле Гофф, Б. Гене, П. Хаттон, и др. Огромное влияние на становление historical memory studies оказало третье поколение школы «Анналов». В США издается авторитетный журнал «History & Memory». В России в настоящее время исследования в этой области ведут И.М. Савельева, А.В. Полетаев, Л.П. Репина, О. Б. Леонтьева, Н.Е. Копосов, А.И. Филюшкин, О.В. Герасимов и другие историки, социологи, философы. По своей природе историческая память — область междисциплинарных исследований.
Историческая память выполняет в социокультурном пространстве функции взаимосвязи индивидуальных и коллективных представлений, корреляции воспоминаний человека и группы с историей и культурой общества, страны, государства и нации. Память так же осуществляет процесс ориентации человека во времени и пространстве, направляя и регулируя жизнь человека, группы и общества, как в пространстве социальной коммуникации, так и в пространстве истории [3].
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ
Хотя между понятиями «история» и «память» видится, казалось бы, очевидная связь, Р. Дж. Коллингвуд в «Идее истории» отмечал, что разница между историей и памятью состоит в отношении к прошлому – для памяти прошлое простое зрелище, в истории оно производится в мысли, протекающей в настоящий момент. То есть память – это мысль, протекающая в настоящем, объект которой опыт прошлого [4]. По мнению английского историка и философа Дж. Тоша, «память – это база данных и средство осмысления прошедшей жизни». Морис Хальбавакс, автор междисциплинарного труда «Социальные рамки памяти», ставшего одной из важнейших работ в теории коллективной памяти ХХ в., и введший само понятие «коллективная память», весьма жестко высказывался по вопросу различия памяти и истории. История – это четкие факты, объективно исследованные источники, память же нечто иррациональное. В ней нет деления на периоды, а сама память не одна, существует ее несколько вариантов, что определяется существованием многих групп, в которых состоял тот или иной человек. Хальбвакс подчеркивает это, говоря о забвении, которое, в свою очередь, вызвано исчезновением некоторых социальных групп. Как пишет в книге «История как искусство памяти» историк П. Хаттон, Хальбвакс пытается, таким образом, обосновать позитивистский взгляд на историю. Память утверждает сходство между прошлым и настоящим, а история устанавливает их различия и оценивает их с критической дистанции. Поэтому история более достоверна [5]. Считается, что именно Хальбваксу удалось переместить фокус интересов историков с объекта «прошлое» на «память» и «коллективную память». Морис Хальбвакс, являясь учеником философа-интуитивиста Анри Бергсона, с одной стороны, и основателя французской социологической школы, одного из ярчайших представителей позитивизма Эмиля Дюркгейма – с другой, будучи близко знакомым с Л. Февром и М. Блоком, был хорошо осведомлён о достижениях современной науки в наблюдении за индивидуальными переживаниями человека, равно как и владел разрабатывающимися в то время методиками социального анализа, учитывающего обусловленность интимной жизни индивидуума общественными явлениями. Работа Хальбвакса, как замечает во вступительной статье к русскому изданию её переводчик С.Н. Зенкин, написана в русле магистральной линии французской социологии: «то, что принято считать индивидуальным, на самом деле социально, входит в сферу гражданской ответственности, может и даже, пожалуй, должно регулироваться методами социальной инженерии и преобразовательной практики»[6]. Более того, особое значение этот труд получил в дальнейшем не столько даже в социологии, сколько за её пределами – в современной теории культуры и истории исторического знания. Основная идея работы заключается в том, что память индивидов и групп социально детерминирована, именно для анализа этой общественной составляющей автор использует понятие «рамки». Как писал сам Морис Хальбвакс, человек с одной стороны обладает своей собственной памятью, но с другой является частью группы и в некоторые моменты ведет себя как ее часть, «коллективные образы оборачиваются вокруг индивидуальных памятей» [6].
Пьер Нора, развивший идею Хальбвакса о коммеморации (способа, с помощью которого укрепляется и передается память о прошлом), на протяжении ряда лет руководил подготовкой многотомного издания «Места памяти», в котором участвовали 45 видных французских историков (название труда также переводят как «Территория памяти» или «Пространства памяти», он представляет собой нечто вроде описи формальных проявлений национальной памяти монументов и святынь, национальных исторических хроник, гражданских справочников и учебников по истории, публичных архивов и музеев, созданных во имя идентичности Франции). Изучая места памяти как форму, материал, из которых конструируются коллективная и историческая память и формируется идентичность, он предупреждает, что коммеморация как форма взаимодействия истории и памяти опасна - история может убить память, так же как и память может убить историю [7]. Он показывает это на примере гипертрофированного отношения к местам памяти, функциональному и накопительному модусам памяти, превращении истории и культуры в архив, когда в нашем настоящем общественном сознании остаются определенные, не связанные друг с другом фрагменты прошлого – что может означать кризис культуры в связи с отсутствием связующих звеньев [3].
Таким образом, можно сделать вывод о существовании следующего механизма взаимоотношения истории и памяти: история есть процесс познания прошлого, включающий отбор и сохранение о нем важнейшей информации. Это есть одно из важнейших проявлений социальной памяти, которая в свою очередь является «аккумуляцией» знаний о мире [8]. Память и история взаимно дополняют и обогащают друга, соотнося отдельные факты и события с образами и символами, многообразными историческими явлениями и процессами. Безусловно, без института памяти нет никакой истории. Невозможность истории без памяти проявляется, по крайней мере, в двух случаях. Первое: историческое исследование и написание истории тесно связано с опытом времени – момент, на который указал Поль Рикер. Без человеческого опыта времени, на самом элементарном уровне различия между тем, что случилось ранее, что происходит сейчас и что будет происходить впоследствии, не могло бы существовать никакое историописание. И также очевидно, что человеческий опыт времени не мог бы существовать без памяти. В самом деле, можно сказать, что память есть один из способов получения человеком опыта времени, которое сосредоточено в прошлом. Таким образом, память формирует основное концептуальное и предварительное условие, делающее историописание возможным. Без памяти невозможен был бы опыт времени, а без опыта времени мы не могли бы правильно располагать события и «экзистенциалы» в прошлом, в отличие от возможности их расположения в актуальном или вечном настоящем[9]. Второе: отношение между историей и памятью можно рассмотреть на уровне содержания. Среди многих других вещей история имеет дело с историческими фактами. Обнаружение фактов в исторических исследованиях и обнаружение фактов, ментально воссозданных историками в ходе исследований, было бы невозможно без памяти [10] .
ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
Толкование термина историческая память имеет множество вариаций, однако в целом историческую память можно определить как способность общественных субъектов сохранять и передавать из поколения в поколение знаний о произошедших исторических событиях, об исторических деятелях ушедших эпох, о национальных героях и вероотступниках, о традициях и коллективном опыте освоения социального и природного мира, об этапах, которые прошел тот или иной этнос, нация, народ в своём развитии [11]. Другими словами, историческую память можно рассматривать как комплекс или некий набор информации, мифов, исторических сообщений, которые передаются из поколения в поколение.
Вообще понятие «историческая память» имеет множество интерпретаций: как способ сохранения и трансляции прошлого в эпоху утраты традиции (отсюда — изобретение традиций и установление «мест памяти» в современном обществе); как индивидуальная память о прошлом; как часть социального запаса знания, существующая уже в примитивных обществах, как коллективная память о прошлом, если речь идет о группе, и как социальная память о прошлом, когда речь идет об обществе; как идеологизированная история, более всего связанная с возникновением государства-нации; наконец, просто как синоним исторического сознания. Это свидетельствует о том, что строгое понятие на самом деле еще не выработано, а следовательно, границы понятия не установлены и термин используется в разных смыслах, включая метафорические. Немецкий историк Й. Рюзен, известный своими исследованиями в области «исторической памяти», полагает, что «историческая память выступает, с одной стороны, как ментальная способность субъектов сохранять воспоминания о пережитом опыте, который является необходимой основой для выработки исторического сознания, с другой — как результат определенных смыслообразующих операций по упорядочиванию воспоминаний, осуществляемых в ходе оформления исторического сознания путем осмысления пережитого опыта». Есть и иные мнения, историческая память трактуется как совокупность представлений о социальном прошлом, которые существуют в обществе как на массовом, так и на индивидуальном уровне, включая их когнитивный, образный и эмоциональный аспекты. В этом случае массовое знание о прошлой социальной реальности и есть содержание «исторической памяти». Или: «историческая память» представляет собой опорные пункты массового знания о прошлом, минимальный набор ключевых образов событий и личностей прошлого в устной, визуальной или текстуальной форме, которые присутствуют в активной памяти (не требуется усилий, чтобы их вспомнить) [12].
О разных смыслах понятия «историческая память» говорит и известный современны исследователь исторической памяти Л.П. Репина. По ее мнению, понятие «историческая память» по-разному интерпретируется отдельными авторами: как одно из измерений индивидуальной и коллективной / социальной памяти; как исторический опыт, отложившийся в памяти человеческой общности (или, вернее, его символическая репрезентация); как способ сохранения и трансляции прошлого в эпоху утраты традиции; как часть социального запаса знания, существующая уже в примитивных обществах; как коллективная память о прошлом, если речь идет о группе, и как социальная память о прошлом, когда речь идет об обществе; как идеологизированная история, более всего связанная с возникновением государства-нации; в целом – как совокупность донаучных, научных, квазинаучных и вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом; наконец, просто как синоним исторического сознания.
В последние десятилетия «историческая память» стала рассматриваться, с одной стороны, как один из главных каналов передачи опыта и сведений о прошлом, а с другой – как важнейшая составляющая самоидентификации индивида и фактор, обеспечивающий идентификацию политических, этнических, национальных, конфессиональных и социальных групп, формирующегося у них чувства общности, ибо оживление разделяемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для конституирования и интеграции социальных групп в настоящем. Зафиксированные коллективной памятью образы событий в форме различных культурных стереотипов, символов, мифов выступают как интерпретационные модели, позволяющие индивиду и социальной группе ориентироваться в мире и в конкретных ситуациях.
Историческая память не только социально дифференцирована, она подвергается изменениям. История самых разных культурно-исторических общностей знает множество примеров «актуализации прошлого», обращения к прошлому опыту с целью его переосмысления5. Интерес к прошлому составляет часть общественного сознания, а крупные события и перемены в социальных условиях, накопление и осмысление нового опыта порождают изменение этого сознания и переоценку прошлого. В сети интерактивных коммуникаций происходит постоянный отбор событий, в результате чего некоторые из них подвергаются забвению, в то время как другие сохраняются, подвергаются ре-интерпретации, обрастают новыми смыслами и превращаются в символы групповой идентичности.
Данное направление исследований опирается на анализ социального опыта, исторической ментальности и исторического сознания, которое конструирует образ прошлого, сообразуясь с запросами современности: происходящие в современном обществе перемены порождают у него новые вопросы к минувшему, и чем значительнее эти перемены, тем радикальнее изменяется образ прошлого, складывающийся в общественном сознании. При этом образы прошлого, составляющие важную часть коллективной идентичности, могут служить легитимации существующего порядка, выполняя функцию позитивной социальной ориентации, или же, наоборот, противопоставлять ему идеал утраченного «золотого века», формируя специфическую матрицу негативного восприятия происходящего. Посредством трансляции накопленного опыта, как позитивного, так и негативного, обеспечивается связь между поколениями.
Историческая память – сложный социокультурный феномен, связанный с осмыслением исторического опыта (реального и/или воображаемого), но одновременно она может выступать как продукт манипуляций массовым сознанием в политических целях. Одна из важнейших проблем, решение которой приобретает все большую актуальность, касается изучения представлений о происходивших в прошлом глубоких социальных трансформациях и конфликтах, поскольку эти представления играют ключевую роль в идейной полемике и политической практике. Как известно, «тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее»: речь идет об исторической легитимации как источнике власти и об использовании исторических мифов для решения политических проблем. Борьба за политическое лидерство нередко проявляется как соперничество разных версий исторической памяти и разных символов ее величия и позора, как спор по поводу того, какими эпизодами истории нация должна гордиться или стыдиться.
Содержание коллективной памяти меняется в соответствии с социальным контекстом и практическими приоритетами [13].
И.М. Савельева и А.В. Полетаев в статье ««Историческая память»: к вопросу о границах понятия» также рассматривают связь исторического знания с политической властью. По их мнению, «термин «историческая память» является скорее своеобразным клише, а по сути речь идет о социальных (групповых и массовых) представлениях о прошлом. В последние десятилетия «историческая память» стала рассматриваться, наряду с традицией и политизированными версиями истории, в качестве фактора, обеспечивающего идентификацию политических, этнических, национальных, конфессиональных и статусных групп, формирующегося у них чувства общности и достоинства. Иногда можно встретить допущение, что «историческая память» в какой-то мере восстанавливает необходимую для социума связь с прошлым, которую обеспечивала традиция, потому что в сегодняшнем динамичном обществе даже «изобретенная», т. е. определяемая нуждами настоящего, традиция перестает работать, ей на смену приходит социально детерминированная «историческая память», а-историчная в еще большей степени, чем традиция. Для формирования «исторической памяти» (социальных представлений) существенной является задача научиться у прошлого, опереться на прошлое, оправдаться или самоутвердиться с помощью прошлого. Рассматривая образы ключевых для общества событий и исторических личностей как «места памяти», которые, с одной стороны, локализуются на хронологической оси, а с другой – в пространственных объектах и общественных действах (коммеморациях), историки могут в совершенно новом ракурсе репрезентировать структуру социальных представлений о прошлом в разных сообществах. Один из подходов к использованию концепта «историческая память», безусловно правомерный, но требующий уточнения, связан с понятием «политика памяти». Само слово «политика» указывает на то, что речь идет либо об изучении способов идеологизации прошлого, либо о самом процессе идеологизации знания о прошлом» [12].
Профессор истории университета Вирджинии (США) Алан Мегилл выделяет четыре вида отношений к исторической памяти, или четыре различных способа использования исторической памяти. Три из них расположены во внутренней области исторического исследования и историописания; четвертый лежит вне поля исторического исследования и историописания, на другой исследовательской территории.
Первое отношение: историческая память или, более точно, наррация прошлого, которую произвели вспоминающие, может служить историку свидетельством того, что объективно произошло в прошлом, то есть того, что произошло в форме внешне наблюдаемых событий. В конце концов, используют же историки «следы» и «источники» в своих конструкциях или реконструкциях прошлого. «Память» в форме воспоминаний участников событий является одной из категорий источников, используемых для исследования корпуса прошлого. Иногда память важна для обнаружения исторического свидетельства, которое иначе было бы недоступно. Таким образом, рассказы свидетелей могли бы на самом деле стать единственным свидетельством, которое мы имеем о восстании в Vernichtungslager (лагерь смерти). Однако все же лучше, когда этот вид свидетельства может быть проверен сопоставлением его с непреднамеренным свидетельством.
Второе отношение: историческая память может служить историку в качестве свидетельства того, каким образом пережили прошлое те люди, которые позже сделали запись своих воспоминаний. Другими словами, историк мог бы перемещать свое внимание от того, что случилось в прошлом в форме внешне наблюдаемых действий и событий, к тому, что происходило в умах и душах людей, вовлеченных в них. Короче говоря, историк мог бы попытаться сконструировать или восстановить опыт участников истории (в таком-то и таком-то наборе исторических событий). В идеале этот вид исторического исследования, сосредоточенного на рассмотрении опыта исторических агентов, должен вступать в диалог с другими формами исторического исследования. Они могут быть сфокусированы на таких вещах, как структурные и материальные условия и детерминанты истории, философские и религиозные допущения и обязательства, научные теории, технические методы, взгляды на то, каковы наилучшие способы организации политической и социальной жизни и т. д.
Третье отношение: историческая память сама по себе может стать для историка объектом историографического внимания. То есть историк может сосредотачиваться не на внешне видимых событиях прошлого и не на опыте их участников, а вместо этого на способах запоминания этими людьми их опыта, для чего, конечно, зафиксированные воспоминания будут рассматриваться в качестве свидетельства. Понятно, что способ запоминания людьми прошлого также является легитимным объектом исторического исследования, и это такой же отдельный вопрос, как и то, являются ли их воспоминания точным воспроизведением прошлого, которое, как они утверждают, они запомнили. Четвертое отношение: существует такой способ доступа к зафиксированным воспоминаниям прошлых событий, который находится вне диапазона действия историка. Здесь зафиксированные воспоминания прошлых событий или, более точно, нарративизация этих воспоминаний, становятся чем-то родственным объектам религиозного почитания. Воспоминания превращаются в ценные объекты в собственном смысле этого слова. Развитие этого отношения можно видеть, прежде всего, в отношении памяти Холокоста, но что-то подобное, конечно, случается также и в других контекстах [10].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, исследуя мнения известных ученых о взаимосвязи понятий «история» и «память», о сути понятия «историческая память», можно сделать ряд выводов: история и память взаимосвязаны и взаимопроникающи, но между ними существует целый ряд различий, что иногда приводит к прямому их конфликту («история может убить память, так же как и память может убить историю»). В то же время, память и история взаимно дополняют и обогащают друга, история невозможна без памяти.
На сегодняшний день отсутствует единое определения понятия «историческая память», оно по-разному интерпретируется отдельными авторами, но к концепции исторической памяти сегодня обращаются не только историки, но также философы, социологи, культурологи, писатели и, конечно, политики, активно ведутся научные исследования в этой сфере. По своей природе историческая память — область междисциплинарных исследований. По мнению Е.А. Ростовцева и Д.А. Сосницкого, мемориальные исследования по определению носят междисциплинарный характер, являясь сферой совместной работы представителей различных наук: кроме истории также философии, социологии, политологии, культурологии, литературоведения, психологии [14].
15 мая 2009 г. была создана «Комиссия при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России», задачами которой были «обобщение и анализ информации о фальсификации исторических фактов и событий, направленной на умаление международного престижа Российской Федерации, <...> выработка стратегии противодействия попыткам фальсификации исторических фактов и событий, предпринимаемым в целях нанесения ущерба интересам России; <...> координация деятельности федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и организаций по вопросам противодействия попыткам фальсификации исторических фактов и событий в ущерб интересам России» и т. п. Таким образом, подтверждается заявленная рядом исследователей, в том числе Л.П. Репиной взаимосвязь между «исторической памятью» и «политикой памяти».
«Кто управляет прошлым тот управляет будущим; кто управляет настоящим, управляет прошлым». (Дж.Оруэлл)
ЛИТЕРАТУРА
1. Геродот. История // Историки Греции. М., 1976. С. 27.
2. Ахметшина А.В. Понятие «историческая память» и ее значение в современном Российском обществе// Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история: сб. ст. по матер. XXXVIII междунар. науч.-практ. конф. № 6(38). – Новосибирск: СибАК, 2014.
3. Глущенко Г.Ю. История versus память: к проблеме взаимосвязи истории и памяти // Философская мысль. — 2018. - № 1. - С.37-50. DOI: 10.25136/2409-8728.2018.1.21578. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_21578.html (Дата обращения: 23.05.2019)
4. Коллингвуд Р.Дж. Идея Истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. С. 280.
5. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: Изд-во Владимир Даль, 2004. С. 191-208.
6. М. Хальбвакс. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступительная статья С.Н. Зенкина – М.: Новое издательство, 2007. С. 10, С. 8-27.
7. Нора П. и др. Франция-память. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. С. 20.
8. Тош Дж. Стремление к истине. М.: «Весь мир», 2000. С. 11-12.
9. П. Рикер. Время и рассказ. Т. 1–2. М. – СПб., 2000
10. Мегилл А. Философия и общество. Выпуск №2(39)/2005 https://www.socionauki.ru/journal/articles/126767/ (Дата обращения: 25.05.2019)
11. Путятина Т.П. Формирование исторического сознания школьной молодёжи в условиях трансформации российского общества: Автореф. дис. канд. социол. наук. М., 2007. — 23 с.
12. Савельева И. М., Полетаев А. В. «Историческая память»: к вопросу о границах понятия // Феномен прошлого / Ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. М.: ГУ–ВШЭ, 2005, с. 170–220. https://istorex.ru/page/saveleva_im_a_v_poletaev_av_istoricheskaya_pamyat_k_voprosu_o_granitsakh_ponyatiya (Дата обращения: 25.05.2019).
13. Репина Л. П. Опыт социальных кризисов в исторической памяти // Кризисы переломных эпох в исторической памяти. 2012. С. 3-37. http://roii.ru/publications/crises/article/1/repina_l.p./ (Дата обращения: 25.05.2019).
14. Ростовцев Е. А., Сосницкий Д. А. Направления исследований исторической памяти в России // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. 2014. № 2. С. 106—126. http://vestnik.spbu.ru/html14/s02/s02v2/11.pdf (Дата обращения: 25.05.2019).
15. Указ Президента Российской Федерации от 15 мая 2009 г. No 549 «О Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России» // Российская газета.